не зал и не палуба

я к вам пишу случайно - 2

Пт Сен 19, 2014 23:30

Ирина писал(а):

да, комплексы, да, много чего интересного можно нарыть но... это ли главное? почему ребёнок 4 лет плакал тихо под столом после его стихов? а вы попробуйте ребёнка лирикой-то пронять да обмануть да просто потому, что стихи гениальные что ещё нужно...

Всем разное нужно.

Я совершенно не собиралась возвращаться к его лирике. Но стихи его всё равно возникают в поле зрения при знакомстве с биографией.

Что я вам, девочки могу сказать…

Не читайте Лермонтова детям дошкольного возраста. Вот не надо им это.

Когда я перебирала четырёхлетней дочери всякие разные стихи, которые могли бы её заинтересовать, у меня всплыл в памяти фрагмент начала «Демона». Ну, демон. Ну, летает. Над вершинами Кавказа. Картина достаточно привычная. Вдруг детка что-то найдёт для себя в этой старой оперной чертовщине. Дети же непредсказуемы в этом смысле.
Дочь уверенно сказала, что НЕ НАДО. Вот это – не надо ей читать.

Я пожала плечами и переключилась на что-то другое. Сошлись мы тогда с ней в эстетических предпочтениях на «Птицелове» Багрицкого.

А чем её так смутил и расстроил Мишель, она сразу объяснить не смогла, и вдаваться я не стала.

Сейчас понимаю.

Маленький ребёнок, не всё понимая в тексте, хорошо слышит затекстовое пространство.

Вырастая, мы эту способность почти совсем теряем. Восстановить её можно иногда внимательно взглянув в лицо автору, почувствовав обстоятельства создания стихов.

Тогда можно услышать, что его: «Они любили друг друга так долго и нежно», - звучит так, будто в пустой холодной комнате пуля из пистолета Кухенрейтера попала в открытый рояль.
Девочки, это - четырнадцать плюс.
Маленькому ребёнку такое нафиг не сдалось.

И я думаю Мишель, с его отношением к детству как заповедной территории, был бы крайне недоволен, узнав, что от его стихов плачут маленькие дети. Не для них это сочинялось.

Его собеседник - ребёнок, узнавший уже, что такое неразделённая любовь.
Возраст он обозначил – десять лет.

Девчата, я серьёзно.
Мы-то привыкли – классик. А дети-то слышат как есть.
Не надо стращать им младенцев, не для того он жил.

***
Всегда есть исключения.
У меня в детстве книжка была: «Тяпкин и Лёша», авторства Майи Ганиной. Очень хорошая книжка, я её любила.
Вот там и описано исключение.

Поясняю для тех, кто не читал: Тяпкин – это девочка (так получилось), папы в тексте не видно – только мама и дедушка (так получилось), Лёша – это маленький леший, с которым Тяпкин дружит (так получилось). И вот Тяпкину с Лёшей дедушка поёт колыбельную. Первая колыбельная – это Майков, мне тоже бабушка про орла пела. Вторая – вот как раз то самое исключение…

Причина, по которой дедушка поёт детям стихи, написанные одним поручиком в тысяча восемьсот сороковом году на гауптвахте после дуэли перед высылкой на Кавказ, напрямую названа в тексте. Выделять её болдом я не стану.

Бывают исключения, да. Когда выхода другого просто нет.

Очень хороший текст, девочки, рекомендую:

Скрытый текст: Показать Попили ещё молочка и стали ложиться спать. – Деда, – попросил Тяпкин, когда они с Лёшей улеглись рядом на подушке, – а ты нам песню споешь? – Спи, ладно, потом, – сказал дедушка, зажег керосиновую лампу, загородил её газетой, выключил верхний свет и сел читать книжку. Стало совсем темно, и не ясно, что же случилось с мамой, почему она не едет. Тяпкин думал об этом, вертелся, вздыхал и не давал спать Лёше. – Ты что не спишь, крутишься? – оторвался наконец дед от книжки. – И Лёше спать не даешь, он тоже глазами хлопает. Давно пора спать. – Не могу я спать, – сказал Тяпкин. – Всё время про маму думаю. – Никуда твоя мама не делась, нечего про неё думать. Завтра проснемся, позавтракаем и сразу пойдем её встречать, она приедет. Спи. Дед сел близко к кровати и. стал петь колыбельную. Колыбельная эта была очень старая, и знал её дед давно, её пела его мама, когда он был маленьким, потом дед пел её мне, потому что я рано осталась без матери и, кроме него, петь колыбельную для меня было некому, после уже дед пел колыбельную моему ребенку. Голос у деда был плохой, слух тоже, но и мне и Тяпкину казалось, что поет он очень хорошо. …Улетел орел домой; Солнце скрылось за горой; Ветер после трех ночей Мчится к матери своей. Ветра спрашивает мать: «Где изволил пропадать? Или звезды воевал? Или волны ты гонял?» «Не гонял я волн морских, Звезд не трогал золотых; Я дитя оберегал, Колыбелечку качал…» Пока дед пел, Тяпкин повернулся на бочок, подложил ручку под щечку и заснул. Очень он бывал милый и хороший во сне – нос уткнулся в подушку и расплющился, он почмокивал губами и немного сопел. Все маленькие, когда спят, очень хорошие – и щенки, и ежата, и поросята, и дети. Дед вздохнул, поцеловал его тихонечко, сказал: «Спи, спи!» – и укрыл получше простыней. И тут увидел, что Лёша не спит, смотрит широко открытыми глазами. – А ты, чучелко, что не спишь? – удивился дед. – днём выспался? Хотел я вас раньше разбудить, да жалко было. – Нет… – прошептал Лёша. – Дедуш, а ты что пел? – Песню. – Мне понравилась… А ты ещё знаешь? Тогда дед запел ещё песню, которая тоже сначала мне, а потом Тяпкину служила колыбельной, хотя совсем на колыбельную не походила. Просто дед всю жизнь был очень занят: сначала воевал на германской войне, потом на гражданской, потом боролся за революцию, потом строил социализм – учить колыбельные ему было некогда. Дед пел: По синим волнам океана, Лишь звезды блеснут в небесах, Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах. Лёша слушал, повернувшись на бочок и подложив ручку под щечку, – это я так учила его ложиться, чтобы скорее заснуть, – но глаза у него были внимательные и совсем не спящие. …Есть остров на том океане — Пустынный и мрачный гранит; На острове том есть могила, А в ней император зарыт. Зарыт он без почестей бранных Врагами в сыпучий песок Лежит на нем камень тяжелый, Чтоб встать он из гроба не мог. Лёша не знал, кто такой «император» и что такое «почести бранные», как в свое время не знала я и не знал до сих пор Тяпкин, – он слышал сквозь сон эту песню и жалостливо дергал бровями. «Усачи гренадеры» казались ему таинственными «усачигри надерами», но Лёша слушал, напряженно сощурив глаза, улыбался и вздыхал от горького наслаждения, которое дарила ему песня. Непонятное, щемящее нежно сердце было где-то вроде бы не в самих словах, а за словами, прикасалось тихонько, как котенок лапкой, к нежному в душе. Лёша слушал и чувствовал, как ему всё сжимает и сжимает сердце, тогда он быстро сказал: – Спасибо, дедушка, я уже захотел спать. Повернулся лицом к стене, закрылся с головой простыней и тихо заплакал. Он плакал настоящими слезами первый раз в жизни, не понимал, что это с ним, и не мог остановиться. Было ему и больно и очень сладко. А дед допел шепотом последние строфы: Но в цвете надежды и силы Угас его царственный сын, И долго, его поджидая, Стоит император один — Стоит он и тяжко вздыхает, Пока озарится восток, И капают горькие слезы Из глаз на холодный песок… Потом снова сел за стол и стал читать свою книгу. Лёша наконец заснул, но спал чутко, всё время помнил про песню и, открывая иногда глаза, видел, что дед всё ещё сидит за столом, пьет крепкий чай и читает. Скрыть

Сказка с картинками полностью - здесь
Иллюстрации - Ники Георгиевны Гольц