не зал и не палуба

Всё-таки автор первоисточника.
Его книжка валялась у меня в читалке бог знает сколько времени. Проблемная книга про американских подростков? Это может ждать сколько угодно. Но тут меня осенило, что можно же посмотреть экранизацию.

Лидер проката 1971 года в СССР: фильм производства США о похождениях представителей американской золотой молодёжи на фоне пейзажей Дикого Запада.

Потом уже пролистала текст.
Сюжеты книги и фильма отличаются не сильно. Но книга меньше напоминает социальную драму и больше - балладу.

Цитата:

в том и заключается суть настоящего американского боевика: вооруженные мужчины отправляются невесть куда с невесть какой, но опасной миссией. Пересекают ли они континент в кибитке, защищают ли национальные интересы в дикой саванне, сражаются ли за демократию, бороздят ли океаны, вырывают ли с корнем джунгли, чтобы водрузить на их место наш флаг и насадить наш образ мыслей, суть мелодрамы не меняется: вооруженные мужчины отправляются невесть куда с невесть какой, но опасной миссией.

Ещё немного незамысловатой авторской риторики:

Скрытый текст: Показать Цитата: На отстрел тридцати бизонов требовалось шесть-семь часов. На таком расстоянии хватило бы выстрела в ухо, чтобы быстро и гуманно прикончить животное, как и поступают с коровами на бойнях, но что-то странное творилось с американцами – мужчинами и женщинами, старыми и молодыми, бывалыми охотниками и любителями, – когда они брали на мушку это самое американское из всех видов животных. Стреляя с дистанции менее чем в сотню ярдов по колоссальным неподвижным целям из крупнокалиберных винтовок, они обнаруживали психическую и эмоциональную неспособность убивать аккуратно. Они стреляли в живот. Калечили пулями рога. Мазали. Занимались мучительством, уродуя сухожилия и копыта. Проливали ведра крови, пока не добивали животное. Вели безжалостный и бессмысленный огонь по всему пространству площадки. Вокруг царила праздничная атмосфера. .... И было в этом нечто большее, чем опошление слуха, зрения, обоняния и души. Нечто большее, чем заурядное убийство. В этом была сама душа американца, ее человеческая суть. Мы рождены с кровью бизонов на руках. В нашем далеком прошлом возникают эти атавистические звери. Они пасутся на лугах подсознания, стадами проносятся через наши сновидения, и сквозь сон мы провожаем их проклятиями. Жестокосердные существа, мы знаем, что сотворили. Знаем, что один биологический вид не создан для уничтожения другого, и потому, когда видим уцелевших от побоища, глубоко в наших душах пробуждается страсть, неукротимая ненависть, неискупимая вина. Пока бизон жив, он не дает нам покоя. Ему нет места, нет оправдания. Это незаконнорожденное дитя, чудовище, с которым нам не ужиться и без которого не прожить. Поэтому мы убиваем, убиваем вновь и вновь, ибо, пока жив хоть один бизон, в грехе наших отцов, а значит, и в нашем грехе нет совершенства. Но есть и нечто большее в убийстве бизона. Кажется, что земля ханаанская, куда мы пришли, слишком прекрасна, и, пока мы не совершим на ней насилия, пока не изгадим, не убьем и не испакостим все, чем эта земля нас благословила, пока не сотрем с лица ее следов нашего бесчинства, пока не омоем руки, обагренные кровью агнцев, в крови уцелевших агнцев, не будет нам покоя. Слишком велика наша гордыня, чтобы воздать хвалу Господу. Невыносима нам доброта Его. Скрыть

Глендон Свортаут. "Благослови зверей и детей".
Хорошая работа.

...возобновляю тег, чтобы дневник не забрасывать - пригодится ещё.

Говорят, популярный симфонический дирижёр:

В рамках флешмоба

мне достались на выбор:
Филипп Малявин (1869 - 1940), мирискусник (в-частности)
или
Александр Дейнека (1899 - 1969), соцреалист (в-основном)

Дочь среагировала мгновенно: бери Дейнеку! Потому что Малявин - это...

Беру обоих.
Малявин - это знаковый "Вихрь" (1906). А также аналогичные ему "Смех" и "Крик"... последний - вот он:
бу!

Скрытый текст: Показать Скрыть

... дочь можно понять, да.

Скрытый текст: Показать В чём фишка Малявина (почему он крутой живописец), ясно вообще-то с первого взгляда. Если неясно, можно вспомнить два варианта образа русской крестьянки: от передвижников и от Нестерова и сопоставить вот с этим... маточным кровотечением. Как минимум - взгляд на тему с неожиданного ракурса. Дома на стену такое, конечно, не повесишь. Что часто и является признаком интересного произведения живописи. Не всегда, но часто. Скрыть

Дейнека, безусловно, приятнее для глаз и понятнее. Мне он нравится. Я люблю крепких рисовальщиков, люблю монументальную живопись, люблю лёгкие, не перегруженные маслом, динамичные полотна. А у Дейнеки всегда простой для глаза и ясный ритм.
На стену дома можно повесить репродукцию практически любой его известной работы. Лучше всего - "Будущих лётчиков", но можно даже "Оборону Севастополя", если вы совсем уж патриот.
Беру работу, которую на стену вешать не всякому захочется, но по которой автор опознаётся на раз.
"На постройке новых цехов", 1926

"Прядильщицы" ещё у него из той же оперы - дивно хороши.
Если кому надо убедиться, что даже у большого мастера (которым он несомненно был) случатся неудачные дни, гуглите его "Битву амазонок с гоплитами". Если ещё не видели этот комическое убожество в профильном блоге.

А вот эта его штука была продана на аукционе за 3,5 миллиона баксов. Не спрашивайте.

Скрытый текст: Показать Скрыть

Вообще - он классный. Я после пяти минут перелистывания файлов с его картинами заметно лучше себя чувствую.

Желающим выдам по запросу драматурга или художника.

Люди. Сразу очень много. Целыми оркестрами:
Musica Integral
я пас, потому что от живого исполнения классической музыки я либо сплю, либо рыдаю
но красиво
и это всё равно очень мало людей в сравнении с общим масштабом бедствия

Шейла Данлоп, в замужестве - миссис Хейли.

Её мемуары под названием "Я вышла замуж за бестселлер" я читать не собираюсь. Читала я как раз книгу её супруга, популярного в прошлом веке автора, говорившего о себе "я - не писатель, я - сочинитель".
Но персона недели - безусловно, она. Шейла.

Примерно на середине романа её благоверный сделал то, что заставило меня насторожиться: он включил в повествование точку зрения жены главного героя. С которой у героя проблемные отношения на грани развода. Он женат на работе, она его не понимает...
На минуточку: производственный роман, схематические характеры, тривиальные ходы... и вот теперь - ещё и это? Да он же сейчас испортит мне всё удовольствие, рисуя тут чудовищную стерву, отравляющую жизнь лапушке главгерою. Я потеряю уважение к герою и автору, и мне станет сложно дочитывать. Артур, ну куда вы лезете, боже мой?.. Всё же было так хорошо, что я даже простила вам детский голос в радиорубке. Ну зачем вот это? Что вы можете тут понимать со своими консервативными предпочтениями и чисто мужским ходом мысли?

На середине фрагмента я выдохнула.
Артур сделал всё грамотно и правильно. Синди Бейкерсфелд, созданная исключительно для того, чтобы усугубить жизненный кризис главгероя, вошла в повествование отдельным субъектом со своими жизненными ценностями и планами.
Разве могло быть под другому. Если рядом с Артуром была его Шейла.

Фрагмент большой, простецкий, но по своему любопытный.
2862 слова о Синди
(* по поводу Арчидоны в первом абзаце: это Мел её по телефону поддел, когда они объяснялись по поводу бурана, аэропорта и благотворительного вечера)

Скрытый текст: Показать Она одиноко стояла среди плюша и бархата салона при ресторане отеля «Лейк Мичиган», где проходил приём для представителей прессы. Вокруг неё говорили преимущественно о буране и о том, как трудно было всем сюда добраться. Но они-то приехали, подумала Синди, а вот Мел — нет. Время от времени где-то рядом раздавалось: «Арчидона», и Синди вспомнила, что она так и не выяснила, какой же Арчидоне она благодетельствует — эквадорской или испанской. («Чёрт бы тебя побрал, Мел Бейкерсфелд, подумаешь, какой выискался умник!..») Чья-то рука дотронулась до её локтя, и незнакомый голос любезно осведомился: — Вы ничего не пьёте, миссис Бейкерсфелд? Могу я вам что-нибудь принести? Синди обернулась. Перед ней стоял репортёр по имени Дерик Иден, которого она немного знала. Его комментарии часто появлялись в «Санди-таймс». Как большинство людей этой профессии, он держался легко и уверенно, с чуть рассеянным видом. Синди и раньше обращала на него внимание — как и он на неё. — Спасибо, — сказала Синди. — Американского виски с водой, только воды поменьше. И называйте меня, пожалуйста, по имени. По-моему, вы знаете, как меня зовут. — Конечно, Синди. Глаза репортёра с откровенным, нескрываемым восхищением смотрели на неё. «Собственно, почему бы и нет?» — подумала Синди. Она знала, что сегодня хорошо выглядит, изящно одета и тщательно подмазана. — Я мигом вернусь, — сказал ей Дерик Иден, — так что, пожалуйста, никуда не уходите, раз уж я вас нашёл. — И он стремительно направился к бару. Дожидаясь его возвращения, Синди оглядывала переполненный зал. И вдруг поймала на себе взгляд немолодой дамы в шляпе с цветами. Синди тотчас просияла и улыбнулась приветливейшей из улыбок, — дама кивнула и отвела глаза. Это была журналистка светской хроники. Рядом с ней стоял фотограф, и они явно решали, кого снимать для разворота в завтрашних газетах. Вот дама в шляпе с цветами поманила к себе нескольких благотворительниц, и они столпились вокруг неё, любезно улыбаясь, стараясь держаться как можно непринуждённее, тогда как сами были рады-радешеньки, что выбор пал именно на них. Синди понимала, почему её обошли: одна — она ничего собой не представляла; а вот будь здесь Мел, сразу приобрела бы вес. Мел кое-что значил в жизни города. Но самое возмутительное, что Мелу на успехи в свете было глубоко наплевать. В другом конце комнаты засверкали вспышки фотоаппарата; дама в шляпе усиленно строчила имена и фамилии. Синди готова была расплакаться. Ведь она участвовала почти во всех благотворительных начинаниях… трудилась, не жалея сил, заседала в скучнейших комиссиях, выполняла всю неблагодарную работу, от которой отказывались дамы, занимавшие в обществе более высокое положение, а теперь — пожалуйста, о ней и думать забыли… («Чёрт бы тебя побрал, Мел Бейкерсфелд! Чёрт бы побрал этот сволочной снег! Провались ты к чёртовой матери, поганый, разбивающий браки аэропорт!») Тем временем газетчик возвращался с двумя стаканами в руках — для Синди и для себя. Пробираясь сквозь толпу, он увидел, что Синди наблюдает за ним, и улыбнулся. Чувствовалось, что он уверен в себе. Насколько Синди знала мужчин, он, должно быть, сейчас прикидывал, есть ли у него шансы переспать с ней сегодня. Журналисты — народ дошлый и наверняка неплохо разбираются в психологии отринутых, одиноких жён. Синди, глядя на Дерика Идена, тоже кое-что прикидывала в уме. Лет тридцать с небольшим, решила она: достаточно зрел, чтобы быть человеком опытным, и в то же время достаточно молод, чтобы женщина изощрённая могла его кое-чему поучить. Вроде бы неплохо сложён. Он будет внимателен, возможно, даже нежен и уж, конечно, — щедр. И при этом явно готов идти на сближение: он дал ей это понять ещё до того, как отправился за напитками. Двум людям, если они не чурбаны и одинаково смотрят на вещи, нетрудно наладить контакт. Всего несколько минут назад она раздумывала, куда ей ехать — домой или в аэропорт. Сейчас, казалось, намечался третий, более интересный вариант. — Извольте. И Дерик Иден протянул ей стакан. Она взглянула — ого, сколько виски! Наверно, он велел бармену налить побольше. Нет, право же, мужчины слишком прямолинейны. — Спасибо. — Она отхлебнула немного, глядя на него поверх края стакана. Дерик Иден приподнял свой стакан и улыбнулся. — Очень шумно здесь, правда? Для человека пишущего, подумала Синди, он на редкость неоригинален. По его расчётам, она сейчас должна сказать: «Да», и тогда он предложит: «А почему бы нам не поехать ..куда-нибудь, где поспокойнее?» Текст, который последует за этим, тоже нетрудно предугадать. Синди решила потянуть время и ещё глотнула виски. Она размышляла. Конечно, если бы Лайонел был в городе, она бы не стала возиться с этим газетчиком. Но Лайонел, к которому она всегда обращалась за утешением в периоды семейных бурь и которого держала при себе на случай, если с Мелом дело дойдёт до развода, — а Лайонел готов был хоть завтра жениться на ней, — сейчас находился в Цинциннати (а может быть, в Колумбусе?) и занимался тем, чем занимаются архитекторы, когда выезжают куда-нибудь по делам; вернётся он только дней через десять, а то и позже. Мел не знал о романе Синди с Лайонелом — во всяком случае, точно ничего не знал, хотя, наверное, подозревал, что у неё есть любовник. Но, как догадывалась Синди, ему, по всей вероятности, это было глубоко безразлично. Просто теперь он мог больше времени отдавать аэропорту и совсем не думать о ней, — надо сказать, этот чёртов аэропорт портил им жизнь не хуже иной любовницы. Но не всегда было так. В начале их брака, когда Мел только что расстался с флотом, Синди очень гордилась им. Он стал быстро подниматься по ступенькам, ведущим к командным постам в авиации, и Синди радовалась этому продвижению, радовалась его новым постам. Служебное положение Мела укреплялось, вместе с ним укреплялось и положение Синди — естественно, общественное: в ту пору они почти каждый вечер бывали на людях. Синди от имени их обоих принимала приглашения на коктейли, ужины, премьеры, благотворительные вечера, а если на один вечер выпадало сразу два светских события, Синди решала, которое важнее, и отклоняла другое приглашение. Для молодого человека, делающего карьеру, ведь так важно быть на виду, общаться с имеющими вес людьми. Даже Мел это понимал. И он покорно всюду следовал за Синди. Беда была в том, как поняла теперь Синди, что они с Мелом ставили перед собою разные цели. Мел видел в светской жизни лишь средство для удовлетворения своего профессионального честолюбия: главным для него была карьера, а светские обязанности — лишь временное орудие для достижения этой цели. Синди же видела в карьере Мела своего рода пропуск в более высокие и могущественные светские слои. Сейчас, оглядываясь назад, она порой думала, что если бы они тогда, вначале, лучше понимали друг друга, то могли бы прийти к какому-то компромиссу. К сожалению, этого не произошло. Разлад между ними начался примерно в то время, когда Мела, уже занимавшего пост управляющего аэропортом имени Линкольна, избрали к тому же ещё и президентом Совета руководителей аэропортов. Синди была вне себя от счастья, узнав, что её муж приобретает вес и влияние в Вашингтоне. А когда его стали вызывать в Белый дом и у него установились непосредственные отношения с президентом Кеннеди, Синди стала готовиться к появлению в высшем вашингтонском свете. В розовых мечтах она уже видела, как гуляет — и фотографируется — с Джекки, или Этель, или Джоан в Яннис-порте или на лужайке Белого дома. Но ничего подобного не произошло. Ни Мел, ни Синди никакого участия в светской жизни Вашингтона не принимали, хотя и могли бы. Больше того, по настоянию Мела они отклоняли даже те приглашения, которые получали. Мел считал, что в своей области сумел сделать себе имя и ему нет нужды заботиться об укреплении своего положения в свете, — кстати, это никогда его особенно не волновало. Когда Синди это поняла, она взорвалась, и между ними произошла грандиозная ссора. Это было ещё одной ошибкой с её стороны. Мел мог бы сдаться на уговоры, а гнев Синди обычно заставлял его лишь твёрже стоять на своём. Разлад между ними продолжался целую неделю — с каждым днём Синди вела себя всё стервознее и тем лишь ухудшала дело. Стервозность была одним из недостатков Синди, и она это знала. Большую часть времени она старалась сдерживаться, но порой, сталкиваясь с равнодушием Мела, не могла взять себя в руки, и её бешеный темперамент одерживал верх — так произошло и сегодня, когда она говорила с мужем по телефону. После этой недели бесконечных препирательств они стали ссориться чаще и уже не скрывали своих отношений от детей, да и едва ли сумели бы скрыть, даже если б захотели. Как-то раз, к стыду их обоих, Роберта вдруг объявила, что теперь после школы будет ходить к подруге, «потому, что вы ссоритесь и мешаете мне готовить уроки». Однако постепенно в доме установилось некое подобие равновесия. Время от времени Мел сопровождал Синди на те или иные светские рауты, но только если заранее ей это обещал. А вообще он подолгу задерживался в аэропорту и редко появлялся дома. Предоставленная в значительной мере самой себе, Синди — как не без издёвки говорил Мел — с головой ушла в «мелкую благотворительность» и занялась «штурмом светских вершин». Что ж, возможно, Мелу это и в самом деле казалось глупым, думала Синди. Но право, надо же чем-то себя занять, а кроме того, ей нравилась борьба за положение в свете — собственно, к этому и сводилась её деятельность. Мужчинам легко критиковать — у них есть чему посвятить себя. Мел, например, занят своей карьерой, аэропортом, другими обязанностями. А что прикажете делать Синди? Сидеть целый день дома и вытирать пыль? Синди не питала иллюзий по поводу своего ума. Она не обладала большим интеллектом и понимала, что во многих отношениях не может сравниться с Мелом. Но тут, собственно, ничего нового не было. В первые годы их брака Мел находил её глупости забавными, теперь же — а в последнее время он только это и делал — лишь издевался над ней. Реалистичнее стала смотреть Синди и на свои актёрские возможности: конечно же, из неё никогда не получилось бы «звезды». В прошлом она, правда, любила намекать на то, что, если бы не замужество, она достигла бы в театре больших высот. Но это была лишь форма самообороны, стремление напомнить — в том числе Мелу, — что она не просто жена управляющего аэропортом, но и личность. В глубине же души Синди знала: в своей актёрской карьере она никогда бы не поднялась выше второстепенных ролей. А участие в светской жизни — в мизансценах, разыгрываемых местным обществом, — было Синди по силам. Оно давало ей ощущение собственной значимости, делало её личностью. И хотя Мел издевался над ней и отнюдь не считал, что Синди чего-то достигла, она всё-таки сумела взобраться на несколько ступенек вверх по общественной лестнице и была принята в кругу достаточно известных в свете людей. Которых иначе никогда бы не встретила, да и на такие приёмы, как сегодня, уж конечно, не могла бы попасть… Вот только сейчас ей очень нужен был Мел в качестве спутника, а он, думая прежде всего о своём чёртовом аэропорте, не появился. Мел, сумевший завоевать престиж и прочное положение в обществе, никогда не понимал стремления Синди к самоутверждению. Да теперь уже и не поймёт. Однако Синди продолжала идти своим путём. У неё тоже были планы на будущее, которые — она знала — приведут в семье к страшной схватке, если они с Мелом останутся вместе. Дело в том, что Синди лелеяла честолюбивую мечту вывести в свет обеих своих дочерей — сначала Роберту, а потом Либби — на котильоне в Пассаване, блистательном событии сезона, открывающем светскую карьеру для родовитых иллинойских девиц. Естественно, что как мать дебютанток Синди и сама привлечёт к себе внимание. Однажды она вскользь упомянула о своём намерении в разговоре с Мелом, и тот, как и следовало ожидать, вспылил: «Только через мой труп!» В наш век устраивать балы для дебютанток с их глупыми квохчущими мамашами — это же смешно, заявил он Синди. Слава богу, этот снобистский обычай уже отмирает как анахронизм и кастовая традиция, с которой нация, к счастью, разделывается, хотя — судя по людям вроде Синди — недостаточно быстро. Он же, заявил Мел, хочет, чтобы его дети воспитывались в духе равенства с другими людьми, а не росли самовлюблёнными эгоистами, уверенными, что они занимают привилегированное положение в обществе. И так далее. Вопреки обыкновению, Мел, обычно кратко и чётко формулировавший свои взгляды, тут говорил долго и пространно. А вот Лайонел считал, что это правильная затея. Фамилия Лайонела — Эркарт. И в жизни Синди он занимал далеко не главное место — маячил где-то на обочине в виде вопросительного знака. Любопытно, что свёл Синди с Лайонелом сам Мел. Он представил их друг другу на одном официальном завтраке, куда Лайонела пригласили потому, что он как архитектор что-то делал для города, а Мела — из-за его причастности к аэропорту. Они были шапочно знакомы друг с другом уже несколько лет. После этого завтрака Лайонел стал звонить Синди, и они несколько раз вместе обедали и ужинали, потом стали встречаться чаще, а со временем у них завязались и более интимные отношения. В противоположность многим мужчинам, легко смотрящим на роман с женщиной, Лайонел чрезвычайно серьёзно воспринял свою связь с Синди. Он жил один — с женой он расстался несколько лет назад, но разведён не был. Теперь он хотел получить развод в надежде, что Синди разведётся с мужем и они поженятся. К тому времени, когда у него созрело это решение, он уже знал, что брак Синди весьма непрочен. В противоположность многим мужчинам, легко смотрящим на роман с женщиной, Лайонел чрезвычайно серьёзно воспринял свою связь с Синди. Он жил один — с женой он расстался несколько лет назад, но разведён не был. Теперь он хотел получить развод в надежде, что Синди разведётся с мужем и они поженятся. К тому времени, когда у него созрело это решение, он уже знал, что брак Синди весьма непрочен. У Лайонела никогда не было детей, и теперь, сказал он Синди, он очень об этом сожалеет. Правда, они с Синди ещё вполне могут завести ребёнка, если не станут тянуть и быстро поженятся. При этом он, конечно, будет более чем счастлив создать семейный очаг для Роберты и Либби и всемерно постарается заменить им отца. Синди откладывала окончательное решение по разным причинам — главным образом потому, что надеялась наладить отношения с Мелом, в какой-то мере вернуть прошлое. Нельзя сказать, чтобы она всё ещё была влюблена в Мела: Синди успела обнаружить, что с возрастом начинаешь более скептически относиться к любви. Но она привыкла к Мелу. Привыкла видеть его рядом — так же, как Роберту и Либби; а кроме того, подобно многим женщинам, Синди страшилась кардинальных перемен в своей жизни. Когда-то она считала, что развод и новый брак могут повредить её положению в обществе. Однако теперь она изменила на этот счёт мнение. Множество людей разводятся и ни на минуту не исчезают со светского горизонта: сегодня мы встречаем даму с одним мужем, а уже через неделю — с другим. Синди даже стало казаться, что человек, ни разу не прошедший через развод, производит унылое впечатление. К тому же брак с Лайонелом мог укрепить позиции Синди в обществе. Лайонел с большей охотой, нежели Мел, посещал всякие светские сборища и вечера. Да и происходил он из родовитой семьи, пользовавшейся уважением в городе. Мать Лайонела, словно вдовствующая императрица, всё ещё царила в ветхом особняке, где допотопный дворецкий громогласно возвещал о посетителях, а горничная с распухшими от артрита руками обносила гостей чаем на серебряном подносе. Лайонел как-то водил туда Синди. Он сообщил ей потом, что она произвела хорошее впечатление и он уверен: ему удастся убедить мать, когда настанет срок, поддержать кандидатуры Роберты и Либби для участия в котильоне. Словом, так как разлад с Мелом не сглаживался, а углублялся, всё говорило за то, что Синди следовало решиться и связать себя с Лайонелом, если бы… если бы не одно обстоятельство. Как мужчина Лайонел никуда не годился. Он очень старался быть на высоте и, случалось, даже поражал её силой своей страсти, но, как правило, больше походил на часы с незаведенной пружиной. Однажды вечером, после неудачной встречи у него в спальне, которая оставила у них обоих неприятный осадок, он мрачно заявил: «Если бы ты знала меня в восемнадцать лет!.. Мне удержу не было…» Но, к сожалению, Лайонелу минуло не восемнадцать, а сорок восемь. Синди прекрасно понимала, что если она выйдет замуж за Лайонела, страсть, которая сейчас бросала их в объятия друг друга, иссякнет, как только они поселятся вместе. Конечно, Лайонел постарается возместить отсутствие страсти чем-то другим — он человек добрый, широкий, внимательный, — но разве этого достаточно? Чувства Синди далеко ещё не угасли, — она и вообще-то была натурой пылкой, а в последнее время её желания и аппетиты даже возросли. Но ведь и с Мелом у неё уже не было близости — так не всё ли равно? В конечном счёте Лайонел всё-таки больше устраивал её. Значит, надо выходить замуж за Лайонела Эркарта и спать с кем-нибудь на стороне. Последнее, конечно, трудновато будет осуществить, особенно сразу после замужества, но если осмотрительно себя вести, то всё же можно. Она знала немало мужчин и женщин, даже довольно высокопоставленных, которые жили вот так же, сохраняя брак и находя удовлетворение вне стен домашнего очага. Ведь удавалось же ей обманывать Мела. Он мог, конечно, подозревать её в неверности, но Синди была убеждена, что Мел не знает ничего определённого — ни о Лайонеле, ни о ком-либо ещё. Ну, а как ей быть сегодня вечером? Ехать ли в аэропорт, чтобы объясниться с Мелом, как она намеревалась? Или провести вечер с этим репортёром Дериком Иденом, который стоял сейчас подле неё и ждал? Синди пришло в голову, что, пожалуй, можно осуществить и то и другое. Она улыбнулась Дерику Идену. — Извините, пожалуйста, что вы сказали? — Я сказал, что здесь очень шумно. — О, да. — И я подумал, не сбежать ли нам с этого ужина и не поехать ли куда-нибудь, где потише. Синди едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Но вместо этого лишь сказала: — Хорошо. Скрыть

А.Хейли, "Аэропорт", 1968г.

а пусть будет вот так

автор рисунка, конечно, человек изрядной части моей жизни, но данная картинка и всё, что с ней связано - как раз пришлась на эту неделю

В комментарии принесли отличную штуку.
secach, спасибо.

Такая типа пародия на пафосных чтецов-декламаторов... или методичка по сценической речи.
Два в одном.
Забавно и информативно.

В гипертрофированно-советском предисловии к роману А.Маршалла "Я умею прыгать через лужи" упоминается что автор, будучи журналистом, публиковал материалы в защиту Эгона Эрвина Киша. Без пояснений, что это был за деятель такой выдающийся.
Улыбнуло.
Потому что я историю его австралийского приключения знаю вот в этом пересказе:
Сумчатая баллада об Эгоне Эрвине Кише и судьбах языкознания
весьма нравоучительная история
весьма

опять не человек будет
встречен в рамках просмотра безумного треша - обязательной части основательного отдыха

вот так вот чохом и оптом, вспоминая танину запись: да все они - отстой, даже этот ваш унылый душка Локи
(ладно, я ещё соглашусь на трансформеров, но в них бабы не могут, только пацанва, и всё равно меха, наверняка, будет круче по замесу)

а действительно рулят - самураи
потому что мультяшный герой должен оставаться мультяшным и нефиг тут

беру вот этого

Скрытый текст: Показать Скрыть

во-первых - у него имя Чезаре, которое я с некоторых пор нежно люблю (гасконцы, молчать), в японском просторечии - Шиза
во-вторых - у него фамилия в честь одной из симпатичных мне рок-групп
в-третьих - у него есть Тёмное Прошлое
в-четвёртых - они его убили!!! зачем-то тщательно проспойлерив мне этот момент в оупенингах, как будто я сама не догадаюсь
и в-пятых - они ему сбацали посмертную песТню
на итальянском

Скрытый текст: Показать Скрыть

...Non serve versar lacrime...

спонсор просмотра - обожаемая дочь, которой стало интересно, с каким выражением лица я на это буду смотреть

о да, мама одобряет бесстыжих, наглых и жадных японцев: прихреначить бошки бисенёнов к тушкам культуристов и втащить в сеттинг, как в детскую комнату подростка, всё что нравится - вообще всё
мыльные пузыри и рокерские перчатки, римские колесницы и венецианские гондолы, ацтекские маски и английские поместья... рестлеры? - обожаю! нацисты? - дайте двух! (хотя, нет, одного хватит) киборги? - зашибись! вампиры? - добро пожаловать!
ораорабанзай!
и только легендарное несуществующее врождённое японское чувство стиля сделает из этого не тупую мешанину, а настоящий махровый голимый душевный трешак

Скрытый текст: Показать Камлали шаманы, буддийские монахи тянули горловые мантры, а церковный хор бережно возносил хвалу к небесам. Ребята были довольны. (с) Е.Рудашевский, Куда уходит кумуткан Скрыть

"это не пародия, мама, это - квинтэссенция"

вместо человека
притащено с дайриков

1.Отмечаетесь в комментариях, а я вам даю ЦВЕТ.
2. Вы пишете на своем дневнике 4 ассоциации с этим цветом, а именно:
а) связанную с детством;
б) связанную с чувством;
в) связанную с природой;
г) связанную с чем/кем угодно.

хочу много человек и буйство красок

апд:
- вот как я подцепила этот флешмоб без условия "постите правила у себя", так я его и оставлю... интересно, я так и останусь единственным раздающим?
- (просматривая первые записи) есть подозрение, что когда раздаётся не просто цвет, а конкретный оттенок, шансы, что он окажется "не тот" очень высокие