не зал и не палуба

Баллада о немецком цензоре

Скрытый текст: Показать Жил в Германии маленький цензор Невысокого чина и званья. Он вымарывал, чиркал и резал И не ведал иного призванья. Он вынюхивал вредные фразы И замазывал тушью чернила. Он умы сберегал от заразы. И начальство его оценило. В зимний день сорок третьего года Он был срочно направлен «нах Остен». И глядел он из окон вагона На снега, на поля, на погосты. Было холодно ехать без шубы Мимо сел, где ни дома, ни люда, Где одни обгоревшие трубы Шли, как ящеры или верблюды. И ему показалась Россия Степью, Азией — голой, верблюжьей. То, что он называл «ностальгия», Было, в сущности, страхом и стужей. Полевая военная почта, Часть такая-то, номер такой-то, Три стены, а в четвертой окошко, Стол, л стул, и железная койка. Ах, в России не знают комфорта! И пришлось по сугробам полазать. А работа? Работы до черта. Надо резать, и чиркать, ж мазать. Перед ним были писем завалы, Буквы, строчки — прямые, кривые, И писали друзьям генералы, И писали домой рядовые. Были письма, посланья, записки От живых, от смешавшихся с прахом. То, что он называл «неарийским», Было, в сущности, стужей и страхом. Он читал чуть не круглые сутки, Забывая поесть и побриться, И в его утомленном рассудке Что-то странное стало твориться. То, что днем он вымарывал, чиркал, Приходило и мучило ночью Я каким-то невиданным цирком Перед ним представало воочью. Черной тушью убитые строки Постепенно слагались в тирады: «На Востоке, Востоке, Востоке Нам не будет, не будет пощады...» Текст слагался из черных мозаик, Слово цепко хваталось за слово. Никакой гениальный прозаик Не сумел бы придумать такого. Мысли длинные, словно обозы, Наезжали в углы мозговые, И извилины слабого мозга Сотрясались, как мостовые. Он стал груб, нелюдим и печален И с приятелями неприятен. Он был несколько дней гениален, А потом надорвался и спятил. Он проснулся от страха и стужи С диким чувством, подобным удушью. Тьма была непрогляднее туши, Окна были заляпаны тушью. Он вдруг понял, что жизнь не бравада И что существованье ничтожно. И в душе его черная правда Утвердилась над белою ложью. Бедный цензор родился педантом. Он достал небольшую тетрадку И с правдивостью, то есть с талантом, Все туда записал по порядку. А наутро он взялся ретиво За свое... нет, скорей за иное: Он подчеркивал все, что правдиво, И вычеркивал все остальное. Бедный цензор, лишенный рассудка! Человечишка мелкий, как просо! На себя он донес через сутки И был взят в результате доноса... Жил-был маленький цензор в Германии Невысокого чина и звания. Он погиб, и его закопали, А могилу его запахали. Скрыть

Давид Самойлов
1974