не зал и не палуба

...просто чтобы перебить лёгкий привкус, оставшийся от смятенья трепетной души хорошего американского поэта...

Генерал совершенно не мой. Он вообще английский.
Но так уж вышло, что элегия, посвящённая его памяти, обрусела и стала нам совершенно родным текстом.
Это стихотворение - из тех, что практически любой смутно опознает по первой строке, но далеко не всякий скажет, что там дальше или назовёт автора.

Английский первоисточник:

Скрытый текст: Показать The Burial of Sir John Moore at Corunna (1816) by Charles Wolfe Not a drum was heard, nor a funeral note, As his corse to the rampart we hurried; Not a soldier discharged his farewell shot O'er the grave where our hero we buried. We buried him darkly at dead of night, The sods with our bayonets turning; By the struggling moonbeam's misty light And the lantern dimly burning. No useless coffin enclosed his breast, Nor in sheet nor in shroud we wound him; But he lay like a warrior taking his rest With his martial cloak around him. Few and short were the prayers we said, And we spoke not a word of sorrow; But we steadfastly gazed on the face that was dead, And we bitterly thought of the morrow. We thought, as we hollowed his narrow bed And smoothed down his lonely pillow, That the foe and the stranger would tread o'er his head, And we far away on the billow! Lightly they'll talk of the spirit that's gone And o'er his cold ashes upbraid him,– But little he'll reck, if they let him sleep on In the grave where a Briton has laid him. But half of our heavy task was done When the clock struck the hour for retiring: And we heard the distant and random gun That the foe was sullenly firing. Slowly and sadly we laid him down, From the field of his fame fresh and gory; We carved not a line, and we raised not a stone, But left him alone with his glory. <1816> Скрыть

Канонический русский перевод.

Скрытый текст: Показать И.И. Козлов Не бил барабан перед смутным полком, Когда мы вождя хоронили, И труп не с ружейным прощальным огнем Мы в недра земли опустили. И бедная почесть к ночи отдана; Штыками могилу копали; Нам тускло светила в тумане луна, И факелы дымно сверкали. На нем не усопших покров гробовой, Лежит не в дощатой неволе — Обернут в широкий свой плащ боевой, Уснул он, как ратники в поле. Недолго, но жарко молилась творцу Дружина его удалая И молча смотрела в глаза мертвецу, О завтрашнем дне помышляя. Быть может, наутро внезапно явясь, Враг дерзкий, надменности полный, Тебя не уважит, товарищ, а нас Умчат невозвратные волны. О нет, не коснется в таинственном сне До храброго дума печали! Твой одр одинокий в чужой стороне Родимые руки постлали. Еще не свершен был обряд роковой, И час наступил разлученья; И с валу ударил перун вестовой, И нам он не вестник сраженья. Прости же, товарищ! Здесь нет ничего На память могилы кровавой; И мы оставляем тебя одного С твоею бессмертною славой. 1825 Скрыть

...и как-то даже не важно (хоть это и занимательно отдельно), кто там был тот генерал и что за полк стоял над его могилой. Полк тот смутный и плач тот вечный, и долгий гулкий звук безмолвного удара в барабан.
И вот эта старинная хрестоматийная элегия (в русском её воплощении) мне, пожалуй, нравится вся и безоговорочно. Я когда её читаю, чувствую, что у меня есть спина и что её хочется выпрямить.

...да-да, это та самая "О, Капитан!" Уолта ихнего Уитмена.
Стишки-то я люблю, как вы помните.

Вы только посмотрите, как оно классно работает, если не превращать стихи в источник смачных мотивирующих слоганов.
(кстати, я упражняюсь в рамках принятого в нашей системе образования историко-культурного подхода к текстам, в американской системе принят другой подход - не менее интересный и продуктивный)

( Дальше )


Текст баллады и несколько переводов можно найти, например, здесь:
http://angelic-poetry.livejournal.com/67132.html
С удовольствием послушаю вас, если она вам нравится: я в ней далеко не все красоты понимаю и не все ньюансы вижу.

Как говорится: ну чо, я кино-то досмотрела. И чо?
Собственно, фильм я когда-то уже видела, потому что видела финальные десять минут. Остальное - развёрнутая подводка к этому финалу с выходом на шикинский (нет слов - это шедевр) эпичный кадр мальчиков на партах.
Фильм отличный. Богатый. Обожаю такую выскоконтрастную съёмку, которая у меня проходит под грифом "ну, как в "Крёстном отце"".
Но если там была какая-то притча (а по всем жанровым приметам это должна была быть именно притча и ничто иное), то смысл её, кажется, остался неясен не только мне, но, вполне вероятно, и самим авторам.
Остаётся поискать, что говорят осведомлённые лица...

( Дальше )

Контекст, понимаешь...

Дорогая читательница! Если вы просто серфили по блогам в поисках интересного и зашли по названию записи в надежде разжиться суперским рецептиком, то увы: его здесь не будет.

*с лицом серьёзным, как у католического падре*
Теперь представьте, немногочисленные мои, что будет, если я, для своего и вашего удобства, начну ставить в заглавие соответствующих постов словосочетание "ананасный компот".
Представили?

Вернёмся к капитанам.
Было тут мимоходом про завтраки в литературе. Мне сразу вспомнился один эпизод из старой книжки разряда "лёгкое чтиво".

С.С.Форрестер. "Хорнблауэр и "Отчаянный" (Hornblower and the Hotspur) год написания - 1961, время действия - 1805

Не удался в тот день у капитана завтрак.

Скрытый текст: Показать ... — Двенадцать саженей, сэр, — доложил Провс, когда судно легло на другой галс, и на фор-руслене бросили лот. — Очень хорошо. Есть время одеться, есть время позавтракать. Есть время — разнообразные соблазны обступили Хорнблауэра. Он хотел чашку кофе. Он хотел две или три чашки кофе, крепкого и очень горячего. А кофе у него только два фунта. По семнадцать шиллингов за фунт он больше себе позволить не мог. Чудом свалившиеся на него сорок пять фунтов — он выиграл их в вист как раз перед тем, как появилось обращение короля к парламенту — растаяли в мгновение ока. Надо было справить походную одежду, выкупить из ломбарда шпагу, приобрести обстановку в каюту и оставить семнадцать фунтов Марии, чтоб она могла протянуть, пока не получит его жалованье. Так что на «капитанские припасы» осталось немного. Он не купил ни барашка, ни поросенка. Ни одного цыпленка. Миссис Мейсон сторговала ему шесть дюжин яиц — они, упакованные в стружки, лежали в ведре, принайтовленном к палубе в штурманской рубке — и шесть фунтов круто посоленного масла. Сахарная голова, несколько горшочков с вареньем — на этом деньги кончились. У Хорнблауэра не было ни ветчины, ни заготовленного впрок мяса. Вчера он поужинал сардинами — то, что они были куплены на деньги секретной службы, придавало им некоторую пикантность, но вообще ничего хорошего в сардинах нет. А кроме того, моряки издревле питают предубеждение к рыбе — существам одной с ними стихии. Они злятся когда бесконечная смена соленой свинины и соленой говядины нарушается рыбой. Отчасти это может объясняться тем, что после рыбы остается запах, долго не выветривающийся с небрежно сполоснутой морской водой посуды. В этот самый момент, проснувшись, заблеял один из ягнят, привязанных в установленной на шкафуте шлюпке. Когда «Отчаянный» готовился к плаванью, кают-компания сбросилась на покупку четырех ягнят. В один из этих дней офицеры будут есть жареное мясо, и Хорнблауэр собирался напроситься к ним на обед. Мысль эта напомнила ему, что он голоден — но голод не шел ни в какое сравнение с тем, как хотелось кофе. — Где мой слуга! — вдруг заорал он — Гримс! Гримс! — Сэр? — Гримс просунул голову в дверь штурманской рубки. — Я пойду одеваться, и я хочу позавтракать. Я выпью кофе. — Кофе, сэр? — Да. — Хорнблауэр едва удержался, чтоб не сказать «черт тебя подери». Обрушивать ругательства на человека, который не вправе ответить тем же, и чья единственная вина состоит в его безобидности, претило Хорнблауэру, так же как некоторым людям не нравится стрелять лисиц. — Вы ничего не знаете про кофе? — Нет, сэр. — Возьмите дубовый ящичек и принесите его мне. Хорнблауэр, бреясь с помощью четверти пинты пресной воды, объяснил Гримсу про кофе. — Отсчитайте двадцать этих бобов. Положите их в открытую кастрюльку — возьмете ее у кока. Потом поджарьте их на камбузе. Будьте внимательны. Потряхивайте их. Они должны стать коричневыми, не черными. Поджаренными, но не горелыми. Ясно? — Ну… да, сэр. — Потом отнесите их к доктору, с моими приветствиями. — К доктору? Да, сэр. — Гримс увидел, что брови Хорнблауэра сошлись, как грозовые облака, и вовремя подавил свое изумление при упоминании доктора. — У него есть пестик и ступка, в которой он толчет слабительное. Положите бобы в ступку. Изотрите их. Мелко, но не в пыль, запомните это. Как зернистый порох, не как пороховая пыль. Ясно? — Да, сэр. Думаю, ясно. — Потом… Ладно, ступайте, делайте, потом опять явитесь ко мне. Гримс явно был не из тех, кто все делает быстро. Хорнблауэр успел помыться, одеться и расхаживал по шканцам, с нетерпением ожидая завтрака, когда появился Гримс со сковородкой сомнительного порошка. Хорнблауэр коротко объяснил ему, как приготовить из этого кофе. Гримс с сомнением выслушал. — Идите, готовьте. Ах да, Гримс! — Сэр? — Я хочу яичницу. Из двух яиц. Вы умеете жарить яичницу? — Э… да, сэр. ... Скрыть

...трудно быть капитаном...

…Сравнить Овода с Печориным… угу… это, конечно, не как афедрон с перстом… но примерно как… граффити юного дарования на соседнем доме и фрески Сикстинской капеллы… и то и другое нарисовано, и то и другое хорошо… «Хорошо» очень уж разные.

Пожалуй, общий эпиграф ко всему:

- Мама, я полюбила радикала!
- Ради чего?!
(с) анекдот

( Дальше )

Целых три человека, которым было бы интересно обсуждение книги Э.Л.Войнич "Овод" - это, конечно много. Без шуток. Для данного блога - можно сказать, ажиотаж.

Я вам что скажу...
У меня пошла четвёртая страница текста по этому поводу, и пока я думаю, как это всё упаковать в один, пусть и большой, пост, я спрошу:

1)Вы действительно хотите поговорить об этом? Точно-точно? Вот прямо хотите?

2)А о чём именно? Что там вообще можно обсуждать и о чём там можно высказывать какое-то мнение?

3) Он вам по-прежнему нравится? Кто (или что) нравится? Чем нравится?

Вопросы можно считать риторическими, пост всё равно будет рано или поздно.
Это скорее о том, будет ли вам тот пост чем-то приятен, интересен или полезен.

В порядке импровизации:
Миссис И. дала нам семестровое задание посмотреть фильм "Общество мёртвых поэтов" и написать по нему эссе. Понятия не имею, какого чёрта я буду об этом кино писать, если мне и смотреть-то его скучно. Там такая типа закрытая частная школа для папенькиных сынков. И там компания этих унылых пижонов. Они все вроде того зануды из книжки, который всё таскался со своими пижонскими чемоданами в бейсболке козырьком назад, никак не мог трахнуть проститутку и позвонить девушке, и хотел кого-то ловить над пропастью. Только тот вроде был весь такой одиночка, а эти вообще зашуганные заучки. И вот к ним в начале фильма приходит такой новый учитель литературы, весь из себя с загадочным видом, и начинает им впаривать, что, дескать жизнь коротка, а они типа должны протереть глаза, вынуть бананы из ушей и всяко прозреть. Ясное дело, что раз кино серьёзное и у него "Оскар" за лучший сценарий, добром это дело не кончится. Миссис И. сказала, что ей интересны наши собственные мысли на этот счёт. Учителя всегда так говорят, когда хотят показать, насколько они крутые и в какой крутой школе работают...
конец импровизации

1951 - выход в свет романа Дж.Д.Сэлинджера "Над пропастью во ржи"
1961 - 1982 - роман был одной из самых запрещаемых книг в США: от него ограждали молодёжь
1980 - убийство Джона Леннона. В кармане убийцы был экземпляр романа. Убийца уверял, что Леннон должен был знать ответ на главный вопрос: где зимуют утки из Центрального парка
1989 - австралийский режиссёр-интеллектуал, снявший до того "Пикник у висячей скалы", Питер Уир (1944 г.р.), снимает фильм "Общество мёртвых поэтов"
Действие фильма происходит в закрытой частной школе для мальчиков в условные 50-е годы.
У героя Робина Уильямса, учителя Джона Китинга, имеется реальный прототип. Сценарист фильма, Том Шульман (1950 г.р.) писал его со своего учителя Сэма Пикеринга (1941 г.р.).https://en.wikipedia.org/wiki/Samuel_Pickering

Круг замкнулся. Холден Колфилд, которого я знаю, категорически отказывается верить Джону Китингу, которого я вижу.

Достойный, красивый и содержательный фильм Питера Уира я досмотрю.
Но что делать с этими датами и цифрами я пока не знаю.

Уныло-блогерское:
Я тут вам ещё нужна в этой виртуальности для чего-нибудь?
(беру каноническую форму вопроса от блогера-дилетанта: "я", а не "мои посты" - уж очень настроение скверное)

...а в капусте червяки, все мальчишки дураки...
не подпрыгивая на одной ножке и не приговаривая эту считалочку, читать художественную литературу "про любовь", особенно старинную, бывает иногда просто невозможно

Теоретически-то тебе надо быть вот в таком состоянии:

Скрытый текст: Показать Скрыть

А на практике ты, разумеется, или хохочешь (и это неплохой результат) или отплёвываешься.

Нет, исключения бывают.
"Опасные связи", допустим.
Какая вещь, однако, оказалась неожиданно забористая. Если и правда её считают одним из лучших французских романов 18 века - так право, есть за что. Полковник де Лакло решительно неотразим.
Элегантен и беспощаден.
И неуловим. Привлечь его к ответу за влияния на русскую литературу первой половины 19 столетия не представляется возможным. Потому что никто не сознаётся. Это просто праздник какой-то. Полтора упоминания Пушкиным - и тишина... Все наверняка читали, и все делают вид, что ничего не было. Красноречивое молчание такое.

Ладно. Будем проще и благопристойнее.

Романы Бестужева-Марлинского.
Наряду с первым русским плутовским романом от Фаддея Булгарина - популярное русскоязычное чтение, над которым тогдашний читатель хотя бы не засыпал.

"Лейтенант Белозор":

Цитата:

Он был еще в том золотом возрасте, когда мы не ищем связей, но жаждем любви и, послушные внушениям сердца, предаемся ей беззаветно, требуем нераздельной взаимности. Впоследствии испытанные и, может быть, усталые в игре любви, мы гоняемся более за умом, нежели за чувством, и блестящие дамы увлекают нас скорей, чем застенчивые девушки. Тогда вкус наш притуплён; ему нужна острота для возбуждения, и, сидя подле прелестной скромницы, только из учтивости поглощаем мы зевоту и потихоньку шепчем с Байроном: то ли дело дама! Для нее не нужно переводчика, чтобы понять, о чем говорится, и, водя вас за нос и приклеивая вам нос, она дарит приятнейшими часами; а девушки умеют только прелестно краснеть, притом же они так пахнут бутербродом (toasts)!

При попытке зачитать вслух сцену ухаживания благородного героя за голландской барышней, уже спасённой им ранее от верной смерти, моя дочь где-то на шестой реплике решительно сказала: Мама, хватит. Это пОшло.
Я как-то терпимее к их воркотне. Но не могу отрицать: мальчиковые фантазии выглядят столь же идиотски, как и девочковые, даже когда в них есть доля иронии. И я, как и дочь, тоже не люблю такой стиль флирта.
Но вообще-то по своему мило.

Гривуазные фантазии от ссыльного декабриста:

Скрытый текст: Показать - Цветоводство - приятное занятие для преклонного возраста, как воспоминание прежних радостей, и полезный урок нам. - О да, господин мудрец! Я сама бы любила цветы страстно, если б они не были так изменчивы и кратковременны. Надобно иметь или тысячу сердец, или одно очень хладнокровное, чтобы видеть их увядание и утешаться вновь и вновь. - Цветы счастливее нас, Жанни: мы изменяемся и вянем, подобно им, но они не страдают, подобно нам! - Стало быть, и не знают наших удовольствий! Я не завидую цветам. Вы, конечно, знаток в ботанике, Виктор? - Только любитель, Жанни, только любитель; я не отличу лупинуса от цветного гороха и знаю лилию только по гербовнику. Ваши термины: bulbata, barbata, angusti-folia, grandiflora [Луковичные, усовидные, узколистные, крупноцветные (лат.)] - для меня арабская грамота. - И вы, в святилище цветов, в доме известного цветослова, не краснея, хвалитесь этим? - По крайней мере сознаюсь в своем невежестве, по не каюсь в нем. Я, как соловей персидских поэтов, обожаю розу, одну белую розу, и в этом отношении могу поспорить с первейшими ботаниками, которые слышат даже, как растет трава, что не ошибусь в выборе прелестнейшей. - Это не очень мудрое предпочтение, господин мудрец, и вам, чтобы хоть сколько-нибудь сохранить уважение батюшки, надо поучиться толковать с ним о листках, и лепестках, и венчиках, и пестиках всех редких цветов без лицеприятия. - Ваш совет для меня закон, Жанни; я готов охотно не только прилепиться к цветку, подобно пчеле, но прирасти к земле, как цветок, если вы сами посвятите меня в рыцари теплицы. От кого лучше, как не от самой Флоры, могу я научиться изъяснять свои мысли о цветах, а может быть и свои чувства цветами! Не начать ли с сего дня благоуханных уроков, Жанни? - Чем скорее, тем лучше. Вот этот цветок, например, называется малайская астра. - То есть звезда, - тихо повторил Виктор, заглядывая в очи своей учительнице, - я знаю две звезды, которых краше не найти в целом небосклоне; к ним и по ним правил бы я всегда бег свой над бездной океана. - Ах, оставьте, пожалуйста, в покое ваш океан и удостойте сойти с неба... - Ничего нет легче этого, Жанни, когда небо удостоивает сходить на землю. - Зато ничего нет труднее, как понимать вашу поэзию! Вот родня вашей любимицы - rose musquee; [Мускусная роза (фр.)] вот махровая роза; вот тюброза. - Прелестные цветки! Им недостает только шипов, чтобы поспорить с настоящей розой. - В самом деле так? Я замечу это в своем травнике, Виктор... Вот китайский огонь. - Который имеет зажигающее свойство только в ваших руках, - не правда ли? - Вот мандрагора, про которую индийцы рассказывают, будто она кричит, когда ее срывают со стебля. - И, верно, кричит: "не тронь меня"? - Я не решалась никогда оскорблять ее чувствительности; теперь берегитесь, чтоб не заснуть: вот все племена маков; из них свит венец Морфея, и льется опиум в испарениях! - Не страшусь нисколько их усыпительного влияния, находясь так близко к противоядию. Я говорю по опыту, Жанни: обыкновенное приветствие ваше: "доброй ночи, Виктор" вместо доброй ночи дает мне злую бессонницу. - Бедненький, Виктор! Теперь я знаю, отчего он бредит иногда наяву! Но на чем мы остановились? На гарлемском жонкиле, на капском ранункуле, на писаном тюльпане? И то нет! Ваша рассеянность прилипчива, господин ученик; но вот кактус, который цветет однажды в год, и то ночью. Надобно несколько зорь сряду стоять на часах, чтобы иметь наслаждение увидеть пышный белый цвет его с оранжевыми окраинами; и вообразите, только два часа красуется он и потом опадает мгновенно. - Хоть два часа, но он цветет, он манит взоры, он радует сердце прекрасных. Я бы готов был годами жизни купить подобное счастье! Виктор пламенно глядел на Жанни, Жанни безмолвно смотрела на Виктора. - Как здесь жарко! - сказала она, отбрасывая от лица воротник голубых песцов, и задумчиво взялась за дверную ручку. - Повторим первый урок и посмотрим, что заслужит ученик мой: место ли в углу или позволение бегать по двору? Например, скажите мне имя этого цветка? - примолвила она, сорвав тюб-розу. - Не знаю, - отвечал Виктор, не сводя очей с очей Жанни. - Но что ж вы знаете, боже мой?! - вскричала она. - Любить, любить пламенно, - возразил с жаром Виктор, схватив нежную ручку ее. - А что значит любить? - спросила она с простосердечием. А что значит любить? - повторяю сам я, обращаясь к читателям... И вопрос этот, право, не так глуп, как он кажется сначала. Я много читал в книгах, еще больше слышал мнений людских об этом предмете, и ни одного согласного. Один говорит, что любить значит желать, другой, что любить - отказываться от природы; тот уверяет, что нет любви без денег, другой, что нет ее для богачей. Лишь Сократ сказал философическую истину, назвав любовь стремлением к возрождению посредством красоты, но это определение страсти - не описание ее действий, не характеристика ее феноменов; и что вы ни говорите, а, кажется, я останусь при своем вопросе. Не дивитесь же, милостивые государи, что этот простой вопрос ужасно смутил неопытного любовника; он вовсе не был приготовлен разменивать свои чувства на мысли и мысли на выражения. Нить его идей прервалась, бодрость на дальнейшее объяснение его оставила; он произнес несколько неясных звуков, потупил очи на цветок, который Жанни держала еще в руке, и, желая найти точку опоры, сказал: - Это колокольчик? Должно полагать, у него крепко звенело в ушах, когда он назвал тюб-розу колокольчиком. Жанни не могла удержаться от смеха. - Нет, Виктор, нет, вы отчаянный ученик, - в вашей памяти, как в снегу, не расти цветам. - Лишь бы мне не были чужды цветочные венки, прекрасная Жанни! Менее ль прелестна райская птичка оттого, что мы не знаем ее родины? Менее ль благовонна роза, если назовут ее другим именем? - По крайней мере не менее забавно. Заметьте, Виктор, листки этой тюб-розы; колокольчики не распускаются так широко; пестики их гораздо ниже и пушистее; притом образование самого цветка... Жанни толковала очень подробно. Виктор, казалось, слушал очень прилежно и, чтобы лучше рассмотреть цветок, поднес к самым глазам руку Жанни, на которой лежал он. Виктор, изволите видеть, был немножко близорук. (.......) Скрыть

...короче, принцип понятен...
Кажется, в нынешних пособиях по съёму это называется "удерживать фрейм".
Впрочем, могу ошибаться.

В фильме-опере 1958 года знаменитую арию Ленского, оказывается, вернули "на историческую родину". Очень мило наблюдать бедняжечку Владимира без шапки и тулупа, в той обстановке, в которой сочинялись "стихи на случай" по изначальному описанию.
(Слушать эту арию, на мой вкус, лучше в другом исполнении. Те же Лемешев и Козловский в ней пропевают по ходу дела какие-то очень интересные вещи. Здесь же всё звучит несколько проще, но не плохо.)