Преступление и наказание

Странная вещь – эти воспоминания. Живут своей жизнью по только им известным законам.
Одни со временем гаснут, навсегда стираясь из памяти. Другие искажаются, меняют свой облик до неузнаваемости. Да так, что у всех очевидцев воспоминания не сойдутся ни в одной детали. А есть и такие, от которых мечтаешь избавиться, но они упорно волнуют душу, воскрешая мрачными образами дела давно минувших дней…

… Старшая группа детского сада. Я уже совсем большая - ведь мне исполнилось 5 лет! А тихий час – он для малышей. Как можно спать днем, когда вокруг столько интересного? Взрослые днем не спят. Вот и наша воспитательница, Светлана Викторовна, уложив нас, ушла куда-то.

В голову что-то прилетает. Это Сережкина подушка, брошенная в меня меткой Витькиной рукой. Сережка тут же рванулся за ней, а заодно схватил мою, чтобы отомстить Витьке, но промахнулся и зарядил ей в Иринку. Та не осталась в стороне, и начался такой кавардак! Летали подушки, верещали девчонки, хохотали мальчишки…

И вдруг безудержное веселье сменилось глухой тишиной: в дверях возникла Светлана Викторовна.

- Что тут происходит ? Я милицию вызвала! - гаркнула она, обводя дебоширов грозным взглядом, который остановился на мне.

Легкое одеяльце взметнулось вверх и распласталось на полу.

- Вставай! – сухо приказала она.

«Почему я? – в ужасе думала я. - Ведь я почти не шумела! Я даже с кровати не вставала и виновата только чуть – чуть. Витька первый начал, а Сережка так вообще бегал. Почему я «вставай»?»

- Я больше не буду! Простите меня! Ну пожалуйста! – молила я, вытягиваясь солдатиком на простыне.
- Вставай! – холодно повторила Светлана Викторовна и направилась к Андрюше. – И ты тоже!

Я послушно поднялась с кровати и замерла в ожидании кары. Андрюшка тоже испуганно встал.

- Что стоите? Не поняли, что ли? Быстро одевайтесь – милиция ждет! – злобно прикрикнула воспитательница, указав рукой на дверь.

Мы обреченно пошли одеваться, от страха путаясь в колготках.

«Как же так? Меня сдадут в милицию? А как же мама? Она придет за мной, а меня нет. И никогда уже не будет, ведь меня отвезут в тюрьму. И тогда мама заплачет. А вдруг рассердится? Но, конечно, маме будет стыдно, что я такая плохая, что пришлось меня сдать в тюрьму.» - тихо всхлипывала я, натягивая валенки и тайком утирая слезы.

Нахлобучив шапки на наши с Андрюшкой преступные головы, Светлана Викторовна подтолкнула нас к выходу: «Спускайтесь, машина ждет. Быстро!».

У дверей и правда стоял автомобиль. Незнакомый сердитый дядька усадил нас на заднее сиденье и завел мотор…

Мы с Андрюшкой молчали – каждый переживал свой кошмар. Я видела, что он тоже вот – вот разревется.

Нас куда-то везли по заснеженным улицам. Я не знала людей, шедших по тротуарам, но знала одно – они там, потому что хорошие. А я не могу быть там, с ними. Я здесь. В этой машине, которая везет меня в тюрьму. Потому что я плохая. Самая плохая из всей нашей группы. И даже из всех - всех людей на земле. Потому что только меня сдали в милицию. И, наверное, никогда из нее не выпустят. Ведь плохих нельзя выпускать. Дома должны жить только хорошие люди. Все плохие – в тюрьме. И когда за мной придет мама, то ей тоже скажут, что меня нельзя отпускать, потому что я самая плохая. И она уйдет. Мама будет жить без меня дома. Ей будет стыдно, что я плохая. И, наверное, она будет плакать… А я навсегда теперь буду жить в тюрьме…

Машина остановилась у большого дома. Сердитый дядька, не говоря ни слова, повел нас по коридорам.

- Что так долго? Вы всех задерживаете! – набросились на него окружившие нас люди. Они быстро скинули с нас с Андрюшкой верхнюю одежду, пригладили волосы, всучили что-то в руки и со словами «Держите крепко, не уроните» втолкнули в другую комнату.
Первое, что я увидела, это много людей. «Сейчас все они будут нас ругать?» - испугалась я и остановилась.

- Идите! Идите!! Да идите же! – настойчиво толкали нас к центру зала.
Я подняла глаза и увидела… невесту. В блестящем платье, белой фате и красивым букетом в руках. Лишь тогда я поняла, что в руках у нас с Андрюшкой тарелочки, на которых лежат кольца. И все ждут, когда Андрюшка своё поднесет жениху, а я своё - невесте.

Как только миссия была выполнена, к нам потеряли интерес: равнодушно одели и на той же машине быстро вернули в садик.

Светланы Викторовны уже не было – ее смена закончилась. Маме о моем преступлении почему-то никто не рассказал. А вечером из разговоров соседок я узнала, что «сегодня дочь председателя выходила замуж, и все было так красиво! В букете были какие-то необыкновенные цветы, а кольца им подносили дети …»

Мама так и не узнала о случившемся - я побоялась ей рассказать. Остался жгучий стыд тех минут, когда я молила о прощении, солдатиком вытянувшись на простыне, когда на глазах у всей группы меня отправляли в тюрьму. Я, конечно, поняла, что никто никуда сдавать и не собирался, но убеждение, что «все люди хорошие, и только я одна плохая» навсегда осталось со мной.

… Вот они какие – воспоминания. Много лет прошло с тех пор, но никак не забывается та злая шутка воспитателя. Стоит допустить малейшую ошибку, сморозить глупость, несмешно пошутить, или принять неверное решение, как тут же накатывает ужас ожидания наказания. Неотвратимого, беспощадного, неизбежного. И кто-то, сидящий глубоко внутри, мрачно напоминает, что все - все люди на земле хорошие, только я одна плохая. А плохие должны быть прилюдно наказаны. Поэтому за мой проступок я непременно окажусь где-то «там»… машина возмездия уже ждет, чтобы отвезти меня туда, куда я совсем не хочу. А «здесь» останутся те, кому за меня будет стыдно. Кто без меня, наверное, будет скучать и плакать…»