о нахождении с ребёнком в больнице

«Мой ребенок умер, – написала петербурженка Елена Румянцева детскому омбудсмену Светлане Агапитовой. – После того, как в реанимации детской больницы № 1 на Авангардной по вине врача жидкость полдня капала не в вену, а в плевральную полость. В суде врач признал вину. Даже когда сердце сына встало из-за сдавливания жидкостью, никто не заметил. Потому что до этого, как выяснила проверка, 14 часов никто ни разу не подходил к задыхавшемуся ребенку. Потому что ни родителей не пускают, ни камер наблюдения нет. Были бы камеры, персонал не позволил бы себе 14 часов не подходить к нему. Да если б любая санитарка хоть раз взглянула на него – Ленечка был бы жив!».

Агапитова занялась этим вопросом всерьез, изучила законодательство об отделениях реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ) и о правах родителей в российских больницах. И убедилась, что норма закона, запрещающая Елене Румянцевой сидеть около сына и заметить, что он задыхается… отсутствует. Говоря «не положено», Елену обманули.

Агапитова написала об этом – поистине революционном! – открытии на своем сайте. Посоветовалась с медиками. Наткнулась на жесткое непонимание. («Какой еще закон?! Сроду такого не бывало, и никогда не будет!» – научно аргументируют медработники.) Провела экспертный совет, поставив проблему перед чиновниками. Получила от них отписки: мол, никаких камер в больницах ставить никто не обязан, а материнского пригляда в ОРИТ просто не положено, и все. И пусть дальше сотни катетеров выходят из подключичных вен (именно о будничности описанного «инцидента» написали в судмедэкспертизе). Потому что врачи так привыкли. «Привыкли к чему? По 14 часов не подходить к больным?» – спрашивает Лена Румянцева.

Базовые права детей

Маленького Леню Румянцева можно было спасти (как говорят врачи – просто поставить капельницу в другое, менее опасное место). Ожог-то был несильный, состояние удовлетворительное. Да он бы выжил, просто останься дома… Но есть еще другой вид трагедий – дети, которых спасти совершенно точно нельзя.

Приоткрывается железная дверь, и кто-то говорит родителям: «Ему осталось несколько месяцев». Ребенок в сознании, слышен его плач – вы не пробовали месяцами лежать, крепко привязанным к кровати? Железная дверь закрывается.

Мария Арбатова в одной своей книге написала, что в нашей стране «карательная» медицина. Если уж выпало страдать от серьезной болезни, то страдать придется по полной, чтобы к страданиям тела одного члена семьи непременно добавились душевные – и ему, и родным, и близким.

А как же те дети, которых в ОРИТ, наоборот, спасают? Конечно, их в тысячи раз больше, и родители вечно потом благодарны спасшим их врачам. Но… проблема-то остается. После даже нескольких дней ребенок, лежавший привязанным, без мамы, неминуемо получает тяжелейшую психотравму на всю жизнь. Что уж говорить о последствиях чудовищного стресса, переживаемого в это время матерью!

Сотрудники «Веры» приводят несколько примеров. Мальчик Даня лежал в реанимации почти год, лишенный маминой заботы. Девочка Эмми большую часть своей жизни, 11 месяцев, провела в реанимации. «Мама для новорожденного – это весь его мир. Но почему-то ее пускали к Эмми строго с 14 до 18. (Благодаря множеству неравнодушных людей мы смогли приобрести аппараты ИВЛ для Дани и Эмми – теперь они лежат дома.) Но тысячи деток в реанимации сейчас. И кем-то лишены права видеть маму, папу, бабушек. Фактически право родных оказывается узурпировано дежурным врачом», – отмечают в фонде.

Лида Мониава, менеджер детской программы фонда «Вера»: «Сегодня ходили в ОРИТ одной известной больницы. Я первый раз такую хорошую реанимацию увидела – просторные двухместные палаты. Не все они всегда заняты, некоторые получаются одноместные. Одна медсестра на пять детей, но так как не все койки заняты, бывает, что и два три ребенка на одну медсестру. Отличное оборудование и расходные материалы. ОЧЕНЬ хорошие врачи – и профессионалы крутые, и люди хорошие. Даже психолог есть в реанимации! А родителей нет. Приходят раз в день к дверям на сводки. И 15 минут посещение раз в неделю. 15 минут в неделю маме увидеть ребенка! Вроде все у них есть – и психолог, и бытовые условия идеальные, и места много, и реанимация боксированная, и медсестер много. С другими ОРИТ не сравнить. А все равно говорят, что нет условий, чтобы родителей пускать. Нас или сантехников – пожалуйста, а маму к своему ребенку – нет.

Я поняла, что все разговоры про отсутствие условий для родителей в реанимации – неправда. В одной ОРИТобщий зал, койка к койке, одна медсестра на всех, расходки нет. В другой все есть, а родителей ни там ни там не пускают. В крутой говорят, что у персонала будет выгорание, «не готовы смотреть на слезы мам». И из-за этого дети должны плакать одни, все в трубках, кто-то из месяца в месяц.

В Конвенции ООН о правах ребенка, которую Россия ратифицировала, описаны базовые права ребенка «на заботу родителей и на неразлучение с родителями». Эти права «должны признаваться за всеми без всяких исключений». Право ребенка быть (тем более умирать!) в ОРИТ с мамой – базовое, на него не могут влиять никакие внутренние распорядки больницы, готовность или неготовность врачей видеть слезы мам, наличие психолога, стульев, лишних метров площади. Все это просто ерунда по сравнению с горем разлученного с мамой ребенка. На это никто не имеет права. Мечтаю, чтобы был принят закон, запрещающий кому-либо где-либо отнимать у ребенка маму, у мамы – ребенка».

Буря в стакане косности

Положительным ответом на инициативу фонда стало короткое и ясное информационное письмо Минздрава N 15-1/2603-07 от 09.07.2014, которое мы публикуем целиком:«В связи с участившимися обращениями в Минздрав РФ, связанными с отказами администрации медорганизаций в посещении детей в отделениях анестезиологии-реанимации, департамент медпомощи детям напоминает. В соответствии с п. 3 статьи 51 ФЗ "Об основах охраны здоровья" одному из родителей, иному члену семьи или иному законному представителю предоставляется право на бесплатное совместное нахождение с ребенком в стационаре в течение всего лечения независимо от возраста ребенка. Просим принять необходимые меры по организации посещений родственниками детей, находящихся на лечении в медицинских организациях, в том числе в отделениях анестезиологии-реанимации».

Этому (уж кажется окончательному?) разъяснению предшествовала грандиозная схватка во врачебных кругах. В прошлом году Минздрав уже рассылал почти такое же письмо № 15-1/10/1-2884 от 21.06.2013, но не сделал в нем уточнения о том, что ОРИТ не является какой-то там священной неподсудной коровой, а должно подчиняться ровно той же статье 51 Закона РФ, что и все медучреждения. То есть просто проинформировал медиков: мол, заметьте, в законе есть статья, по которой родителям кто-то чего-то должен. Поднялся страшный шум! «С какого перепугу шлете нам такие рассылки?» – была типичная реакция медсообщества. Но любая общественная дискуссия на долго замалчиваемую тему открывает Америки: например, выяснилось, что во множестве больниц – большей частью онкологических – за пациентами ОРИТ преспокойно ухаживает родня, и никаких проблем. Уж не говоря о том, что во всех развитых странах существует свободный вход семье к ребенку в любую палату, кроме стерильных, но и тогда мама рядом и общается с ребенком через стекло.

«Вы уж дайте такую бумажку, чтоб уж никто!»

Больше года длилось среди медиков бурление ссор и взаимных нападок. Обнаружился открытый бунт во многих больницах: плевать на закон, не пустим! В агрессии всех превзошли коллеги врача Малых, погубившего Леню Румянцева. Они до сих пор ходят поддерживать его на все суды (к слову, доктору не грозит абсолютно ничего – срок давности по этой статье никогда не доживает до приговора, а если чудом и случается приговор, то только условный). «Медикам настала пора спасаться от развязанного в стране террора!» – патетически пишут они в интернете, обзывая Елену последними словами: как посмела бороться «за то, чтоб с другими так не случилось»?

А тут еще история страшного умирания сына Надежды Пащенко в Тушинской больнице в Москве взорвала не только интернет, но и врачебные круги. Тут уж не выдержали медицинские звезды. Сам знаменитый Алексей Масчан, замдиректора ФНКЦ Детской онкологии, член экспертного совета фонда «Подари жизнь», обрушился на коллег: «В нашем центре от присутствия мамы в реанимации только польза. Врачи знают, что родители видят, как они работают, что ребенок ухожен, что к нему подходят. Не допускать родителей к ребенку в больницу, в реанимацию – это не просто негуманно, а является настоящим фашизмом». Надю стали пропускать… на пару часов. Известный всей стране «доктор мира» Рошаль лично позвонил ей. «Он сказал, что я имею право быть в реанимации не урывками, а сколько угодно, что не могут меня ограничивать по времени», – обнадежилась Надежда… и зря. Тушинской больнице не указ не только заполнившие интернет петиции с тысячами подписей, но и доктор Рошаль.

И вот через год Минздрав повторно предупреждает своих подчиненных (но уже с пояснением, что все это не с какого-то перепугу, а конкретно с перепугу от тысяч жалоб): в законе есть статья 51 «Права семьи». И для тех, кто в тан… простите, в ОРИТ, уточняет: в длинной статье 51 обратите, коллеги, внимание начасть 3, которая обязывает создать условия родителям для пребывания весь срок лечения с ребенком. А не заявлять, что этих самых условий нет, поэтому не положено. В последней фразе Минздрав вынужден дополнительно расшифровать закон: если написано «медучреждения РФ» – то нет никакой разницы, священная корова ОРИТ или детская поликлиника. В идеале, конечно, должна быть предусмотрена еще и ответственность должностных лиц за воспрепятствование родительскому уходу. Но традиция нарушения медиками всех этих законов укоренилась так давно, что переломить ее сможет только введение такой ответственности отдельным текстом. Анализируя законодательство, юристы говорят, что неплохо было бы дополнить Административный кодекс РФ статьей о наказании за принудительное разлучение родителей с больным ребенком без законных оснований.

В общем, с точки зрения множества российских врачей, произошло буквально святотатство. Выяснилось, что нарушают закон не пациенты, вечно придумывающие себе какие-то «права», а медсообщество, уверенное, что ОРИТ может жить не по закону, а по понятиям.

А как же взрослые?

Перед смертью Шукшин написал страшный документальный рассказ «Кляуза». О том, что случилось с ним в больнице тремя неделями раньше, 2 декабря 1973 г., когда к нему – несмотря на наличие пропуска! – не пускали жену и маленьких дочек. Рассказ обрел «всесоюзный резонанс», над ним плакал лично Косыгин… Но никакое деревенское происхождение не помогло больному сердцу писателя смириться с пережитым. Он умер, не оправившись от тех оскорблений, которым день за днем подвергала его больничная вахтерша. Мужчины есть мужчины – раз, и инфаркт… Прошло почти полвека, прежде чем благодаря героизму таких женщин, как Лида Мониава, Надежда Пащенко, Лена Румянцева и Елена Байбарина, с детьми мы вроде разобрались. Ну а когда умирает за железной дверью старая мама, а вы плачете в коридоре и напрасно просите пустить попрощаться хоть на миг? На данный момент в вашем арсенале есть только одна статья Закона «Об основах здравоохранения», под номером шесть. Будем надеяться, что и эту стену кто-нибудь начнет пробивать.

Прямая речь

Светлана Агапитова, петербургский омбудсмен:

– По закону, наоборот, родители ОБЯЗАНЫ осуществлять уход за ребенком, то есть быть с ним, а с больным – в первую очередь.

Евгений Бунимович, московский омбудсмен:

– Родителей должны пускать. Насчет санитарных требований – на них пойдет любая мама, любой папа: все прокипятит, все, что надо, сделает. Я думаю, что не пускать – это просто косность нашей медицины.

Галина Рожко, юрист:

– Практика принудительного разлучения больных детей с родными абсолютно неправомерна. Право родителя беспрепятственно находиться в стационаре с ребенком гарантировано ст. 38 Конституции РФ и ст. 54 и 64 Семейного кодекса РФ. Все это закреплено и детально разжевано в пяти статьях Закона РФ «Об основах охраны здоровья»:

– ст.6 «Приоритет интересов пациента», ч. 1, п. 6., требует от медиков «создания условий для посещения пациента и пребывания родственников с ним»(это единственная норма, защищающая и взрослых пациентов тоже!);

– ст. 7 «Приоритет охраны здоровья детей», ч. 5, требует «обеспечения благоприятных условий для пребывания детей в медучреждениях и возможности пребывания с ними родителей и (или) иных членов семьи».

– ст. 51 «Права семьи», ч. 3, и ст. 80 «Госгарантии», ч. 3,. п. 4, опять и опять повторяют: «Одному из родителей, иному члену семьиили иному законному представителю предоставляется право на бесплатное совместное нахождение с ребенком в стационаре на весь период лечения»;

– ст. 19 в п. 10 добавляет, что пациент имеет право на «допуск к нему адвоката или законного представителя для защиты своих прав». Так как законными представителями несовершеннолетних являются их родители, то и эта статья дает им право быть с ребенком в больнице.

Если врачи вас не слушают, распечатайте «Информационное письмо Минздрава» и приложите его к письменной жалобе главврачу. Укажите в жалобе, что отказ вы требуете дать только в письменной форме. Когда покажут висящее на стене «правило» – не тушуйтесь, даже если под ним написана ссылка на какой-то закон! На самом деле все это местные фантазии. Главврач или начальник ТМО должен либо выдать вам пропуск, либо подписать на ваше имя «отказ от совместного пребывания с ребенком». Скажут, что вы истеричка и неадекватны, – пусть пишут еще отказы и отцу, и бабушке. С таким отказом, как заявляют в пресс-службе детского омбудсмена, можно смело идти в прокуратуру.

Не забывайте, что все разговоры с врачами надо записывать, поэтому попросите кого-нибудь, чтоб ходил по их кабинетам с вами и все брал на карандаш: фамилии, должности, время, мотивировки отказов.


Скрыть