"Столь раннее развитие"

Мы уже писали о том, что в нашем блоге будем предлагать для ознакомления материалы, интересные родителям. Заслуживающей вдумчивого чтения и пристального внимания нам показалась статья известного лингвиста, профессора Ревекки Марковны Фрумкиной "Столь раннее развитие"
Информацию об авторе статьи можно посмотреть здесь

Столь раннее развитие

Распространено мнение, что современный ребенок должен как можно раньше начать усваивать разнообразную информацию - иначе он “не успеет”, “ему будет трудно в школе” и т.п. Отсюда популярность журнальных рубрик типа “Раннее развитие”, где речь идет о детях, которых “научили вовремя”, в силу чего, едва начав ходить, они уже умеют (нужное впишите сами): читать слова кот и мама, узнавать цифры, понимать смысл слов типа красный, зеленый, круглый, собирать с помощью “Лего” довольно сложные конструкции и т.д. Неудивительно, что родители озабочены поисками методик и пособий, которые позволили бы их дитяти соответствовать идеальному образу того ребенка, чей потенциал не упустили папа и мама, “правильно” понимающие своей родительский долг.

За подобными представлениями стоит убежденность в том, что современный ребенок, а в перспективе - современный молодой человек должен как можно раньше овладеть намного большим объемом информации, чем, например, поколение его дедушек и бабушек. По крайней мере, таков общепринятый штамп.

Любой штамп, будучи социально закрепленным, не случаен. Поэтому согласны вы с ним или нет – не стоит его игнорировать. Эта как будто нехитрая мудрость отражена в известной “теореме Томаса”, согласно которой “если некая ситуация реальна по своим последствиям, она признается реальной”.

Столь распространенное стремление научить двух-трехлетнего ребенка читать, считать и т.п. как раз реально по своим последствиям: оно порождает спрос на методики обучения и пособия, которые были бы: а) эффективными; б) безвредными для ребенка; в) доступными для всех заинтересованных лиц – родителей, воспитателей т.п.

Популярность девиза “После трех уже поздно” (это название известной книги японского бизнесмена Масару Ибука: М.: РУССЛИТ, 1991) способствовала появлению целой индустрии. Сайты, журнальные рубрики, книги, диски с инструкциями, наглядные пособия, а также самые разные – притом, весьма недешевые - вещицы, которые рекомендуется купить для обучения совсем маленьких детей. Родители спорят о том, только ли в Японии можно научить трехлетнего ребенка играть на скрипке, и ускорит ли развитие ребенка методика Монтессори.

А в самом деле – неужели “после трех” уже поздно?

Тут есть о чем призадуматься.

В той мере, в какой мы не слишком хорошо умеем измерять объем информации, которой владеем или хотели бы овладеть, утверждение о росте объема информации, необходимого для успешного взаимодействия с окружающей нас в XXI веке действительностью, вовсе не кажется бесспорным.

Другое дело, что цивилизационные изменения стали совершаться такими темпами, что почти любая информация быстро устаревает, так что приходится приобретать новую - чтобы просто справляться с вызовами повседневной жизни. Как остроумно написал мне старинный друг, владелец большой компьютерной фирмы и приятель Билла Гейтса, “уезжая, я всякий раз вынужден оставлять маме длинную инструкцию по использованию нашего нового телевизора”.

А куда девается прежняя информация? Возможности нашей памяти ограничены, поэтому мы многое забываем - просто за ненадобностью.

Я люблю экранизации классических английских романов XIX века и всегда задумываюсь над тем, сколь многое должны были знать и уметь их героини. Эти, казалось бы, хрупкие создания, как правило, много читали и знали французский и латынь, умели рисовать акварелью и играть на арфе и флейте, шили и вязали, виртуозно вышивали, ездили верхом и участвовали в охоте, умели ухаживать за больными, знали многое о породах лошадей и собак, разбирались в свойствах лечебных трав и повадках зверей и птиц, разводили в оранжереях редкие растения и умели предсказывать погоду по приметам.

Знали они меньше современных девушек или больше? Не думаю, что подобный вопрос вообще имеет смысл. Более важно, что они знали другое.

Совсем недавно в нашей начальной школе детей учили писать ручкой по “прописям”. Зачем? Ведь в нашей культуре – в отличие, например, от культуры японской и китайской, каллиграфия не наделена самостоятельной ценностью! А ведь чтобы писать школьной ручкой хотя бы “на четверку”, нужно хорошо владеть тонкой моторикой. Разумеется, ребенку куда удобнее писать толстым фломастером, причем не в тетради, а на специальной доске. Это позволяет сосредоточить внимание на содержании написанного, а не на том, чтобы у всех букв типа “у” выходы вниз за линейку были одинаковыми.

До сих пор дети должны заучивать стихи наизусть - зачем? Можно ответить, что заучивание стихов развивает механическую память. Но разве именно этот тип памяти и сегодня наиболее важен, что называется, “для жизни”? И почему любимые строки стихов и мелодии песен запоминаются как бы “сами собой”, а вот даты запоминаются плохо, причем и детьми, и взрослыми?

Как известно, наличие компьютеров позволяет нам, взрослым, существенно разгрузить свою механическую память, но вовсе не освобождает от необходимости развивать память логическую, - напротив, высвечивает ее важность. Но как раз логика совсем маленького ребенка существенно отличается от логики ребенка лет шести-семи. И еще менее логика трехлетнего похожа на “взрослую” логику.

“Детская” логика - отнюдь не метафора (вроде “женской” логики). Как еще в прошлом веке убедительно показал крупнейший психолог Жан Пиаже, некоторые мыслительные операции становятся доступными обычному здоровому ребенку лишь по достижении им определенного возраста. Например, если в широкий и невысокий сосуд налить воды, а потом на глазах у ребенка перелить эту воду из широкого сосуда в узкий и высокий – допустим, из тарелки для супа в узкую вазу для цветов, то ребенок убежден, что теперь воды стало больше.

“Что значит стало?” – говорю я внуку Мише (ему четыре года). “К крану я не подходила, воду не доливала, вот и чайник на плите как стоял, так и стоит!” Миша внимательно смотрит на вазу и на свой лад пытается меня переубедить. Казалось бы, мы с ним смотрим на одно и тоже – но “видим” разное.

То же самое происходит, когда я показываю Мише шарик из пластилина, а потом раскатываю его в “колбаску”. Миша говорит, что в колбаске пластилина больше! Убеждать Мишу и его ровесников до поры бесполезно - так называемый “закон сохранения количества” будет с легкостью освоен только лет в шесть.

Вот Миша “выучил буквы”. Он как будто даже “читает” некоторые слова. Но мне совершенно ясно, что он не понимает, зачем ему это. Судите сами. Мы играем в “праздник”. В присутствии Миши я заворачиваю в красивую бумагу маленькую игрушечную машину и приклеиваю на сверток желтую бумажку с надписью “Мише”, а потом в такую же бумагу заворачиваю цветной платочек, с которым любит играть его совсем маленькая сестренка Лиза, но на этом свертке ничего не надписываю. Спрашиваю, как Лиза узнает, в каком из свертков – ее подарок. Миша отвечает: “Машина - моя!” А я надеялась, что Миша скажет: “Лиза никак не узнает, потому что она не умеет читать!”.

На самом деле Миша тоже не умеет читать – хотя бы потому что свое знание букв он не пытается включить в жизненную практику. В доме много книг и разных предметов с надписями, но я ни разу не заметила, как Миша читает что-либо вроде “Минск” (марка холодильника) или “Справочник…” (надпись на корешке книги, которая всегда лежит около телефона). Помню, как в Мишином возрасте я просто не могла пройти мимо допотопного электросчетчика, чтобы не прочитать не знаю уж, в который раз: “Сименс и Шуккертъ”.

Но разве в четыре года так уж обязательно уметь читать?

Я думаю, что куда важнее развить у ребенка любопытство, но не сиюминутное (что у тебя в сумке?), а совмещенное с настойчивостью – то есть пытливость и любознательность. Например, как узнать, какой у меня размер ботинок? Где поместится больше молока - в кружке или в стакане? Почему после дождя лужа на дорожке остается только в одном месте? Почему на одних часах стрелки, а на других цифры?

Кстати, в четыре года Миша не знал, как по часам со стрелками можно узнать, сколько времени – но не потому, что был для этого слишком мал, а потому, что ему это было не нужно. Собственно, в сутках для него была только одна значимая временная точка – начало встречи с Хрюшей и Степашкой. Я не уверена, что Миша задумывался о том, что, быть может, Хрюша живет в телевизоре не только тогда, когда мама позволяет его включить?..

Вообще самое важное для ребенка – это не уже имеющиеся знания или умения, а наличие мотива, то есть самой потребности что-то узнать и понять. У одних детей мотивация, направленная на познание мира, более выражена, у других – менее. Зато общение с родителями для любого ребенка не нуждается в мотивации, поскольку изначально обладает абсолютной ценностью – конечно, если это действительно общение, а не односторонние реплики наподобие “доедай все!”, “вытри ноги!”, “не мешай папе!” и т.п.

Ценность подлинного общения чаще всего выявляется, когда с ребенком разговаривают как с равным, а в особенности, когда родители что-то делают вместе с ребенком. Собственно именно в этой совместной деятельности и выясняется, чем ребенок действительно интересуется, а что он готов делать только потому, что ему “велено”. Если ребенок на ваши вопросы резво отвечает “не знаю” и спешит вернуться к своим игрушкам, то, скорее всего, ему с вами неинтересно. Это вам представляется, что ребенку следует знать названия грибов или деревьев, - а он в это время думает о чем-то своем...

Меня, например, вовсе не удивляет, что трехлетний Коля охотно идет с мамой на рынок, но решительно не желает листать книжку с замечательными картинками. Однако он охотно рассматривает те же картинки вместе с мамой, потому что мама не только рассказывает, что именно изображено, но одновременно спрашивает Колю: “А у нас есть такая корзинка?” или замечает мимоходом: “ По-моему, этот котенок сейчас опрокинет блюдце”.

Может быть, у Коли не очень развито воображение, и ему просто необходимо “достроить” картинку до чего-то более ему близкого?

Детское “воображение” - сложная и малоизученная сфера. В книге Александра Звонкина “Малыши и математика”. автор рассказывает о том, как ему случайно попался на глаза рисунок его дочери Жени, которой тогда было три года: “Через все поле сверху донизу идет бесконечно длинная нога. Внизу, у самого края листа, она заканчивается ступней, а сверху уходит куда-то в неведомые выси. Это нога взрослого. Оттуда же, с высей, из-за самого края листа спускается ладонь. За нее и держится ребенок, который, собственно, и занимает все остальное пространство рисунка” (Звонкин. С. 196).

Вообще говоря, маленькие дети так не рисуют – подобная композиция предполагает совсем особое видение мира. У Жени это видение было – но в конечном счете оно воплотилось не в рисунки (хотя рисовала она страстно и талантливо) и не в тексты (хотя еще в отрочестве писала замечательно, причем никто ее этому не учил), а в занятия киноискусством и киноведением.

Но, быть может, есть что-то, о чем и в самом деле можно сказать - “после трех –уже поздно”? С моей точки зрения, есть.

Это та безусловная родительская любовь, которая лежит в основе признания в ребенке самоценной личности и субъекта общения, а не объекта воплощения чаяний и неудовлетворенных амбиций мамы, папы или бабушки.

По материалам сайта http://www.polit.ru