мечты Марины

Полторацкий

Пт Янв 22, 2016 14:26

Хочется верить, что современная поэзия не всегда словоблудие или "подростковые прыщи"
Иван Полторацкий - один из современных поэтов, которых мне нравится читать, за чьим творчеством приятно следить.
В его стихах прослеживается филологическое образование, большой словарный запас, ссылки на поэтов Серебрянного века, мало стихов про любовь (устала уже от песен, стихов, атмосферы юношеской любви).
Виталий Пуханов (формы отсутствия)

Ищу книжку Пересветова,
Поэта из Павлодара,
Давали почитать давно.
На восемнадцатой странице,
Третья строчка снизу:
"Я люблю тебя".
Только там
И нигде больше.

Скрытый текст: Показать * * * Дана мне осень – что мне делать с ней, Такой триединой, такой... моей? Я войду в эту осень Миндальным тоненьким Осей, Сжимающим прозрачными руками Неизвестно откуда отколотый камень, Ступающим легко и неказисто В зауженном костюме гимназиста. Я – до самых миндалин еврей! Скажите, что случится в октябре? Закидываю в небо острый подбородок, Цветная птица я – щегол и зимородок. Январь отец мне больше, чем отец. Зима, заиндевевшая волчица, Ты знаешь, как могло такое приключиться, Что вместо волка выкормлен птенец?! Всё просто – здесь не Рим, а Петербург, – Другие камни пьют твою судьбу. Не знай, не плачь, мой колкий, как ресницы, Ося, Они тебя надломят, но не бросят. Носи в себе сырую горечь мостовых, Покуда ты доподлинно в живых. Россия вся падёт тебе на плечи, И ей, блаженной, так не будет легче. Нам станет сниться воронóй Воронеж – Не обратишь, не скроешь, не уронишь. И смерть твоя честнее всех зеркал, Штрафной поэзии и музыки зека. Вторая речка, как огонь, чиста, Она лежит земной, солёной осью. Я снова начинаю осень С жёлтого, с прожилками, листа. Зима Моя небольшая зима — холодная мелочь в кармане. Гольфстрим остывает, знаменуя сплошной январь и клетчатый плед и полярную ночь над нами, в которой мы спим, обнявшись, и на улице — минус два. Зима Наматываю на руку рассвет, сырую ткань, деревья и дорогу. Такие сумерки, как будто бы нас нет и только дух носился над водой. Январь. Варрава выпущен досрочно: “Вот я откинулся, свобода, фраера!” Свет под землёй вскрывает плащаницу, рвёт в клочья смерть и говорит: “пора”. Подземный тихий свет. Звезда над “нет”, спускаешься в метро и чувствуешь её присутствие в вагоне, и видишь в этих лицах серебро. Пока ты здесь, никто тебя не тронет. Зима, звезда моя, кувшин несу на темечке, боясь не расплескать бы. Так тихо, словно в рыбе, не дыши, прислушайся: ну как она звенит? Или Стоя на берегу Леты/Днепра/Или, перекатываешь на языке виноградину где-то между верхним и нижним нёбом, не думаешь ни о чём особом, слушаешь внутренний голос, как радио. (Солнце — ящерица в пыли) На заднем фоне сознания: монологи, грехи, покаяния, покаянья, грехи, мотивы, (облака распушили гривы) голоса, голоса без умолку, если вслушиваться,— то музыка. Задумчивая,— реке под скорость. Время — треск (электричество/хворост) Всё спокойно, тепло, недвижно: виноградины тонкая кожица не порвётся, не брызнет соком; спит на воздухе плоский сокол, о падении не тревожится; ветер, пахнущий пылью книжной меньше дует и больше снится... Ты стоишь, докрасна нагретый, то ли дерево, то ли подсвечник, чудом выросший из земли. Ждёшь, что божья падёт ресница и пришпилит тебя навечно к брегу Леты/Днепра/Или. Скрыть