Настроение месяца

Екатерина Боярских

Как я живу? Скучно живу, обычно. Приготовленье и поеданье пищи, вот и всё дело, которое мне досталось. Села - встала, поела, легла - устала. Встала. Чай заварила. Всех покормила (овощи и котлеты). Этого мало, чтобы писать об этом. Сумки таскаю, таскаю, живу, тоскую. Супа кастрюлю сегодня сварю - большую. Люди едят так много, сил у меня так мало. Жалуюсь. Ною. Вроде полегче стало. Грязная обувь. Рабочие распечатки. Этого мало. Надо купить перчатки. Список вещей я, ходячий список покупок, прочесть его до конца - это уже поступок. Спроси ещё, ну спроси, как я доживаю, болею, тлею, ною, не успеваю, перегораю, мусор в пакет пакую, не понимаю, как тут найти покоя, где мне найти покоя, не понимаю. Съездить на кладбище? Я же ещё живая - буду я там ходить, рябинами любоваться, с чёрными толстыми белками целоваться, буду читать знакомые мёртвые имена - Анне Петровне лет двадцать уже, как двадцать, как она там одна - а вот так, одна. Что бы они сказали о том, как жили? Только стирали, мыли и суп варили? Это ли бремя их воскрешало и убивало? Было ли им, как нам, бесконечно мало?
Чищу картошку, это кому-то нужно. Мою полы - и вроде как существую. Мне слишком много долга, работы, службы. Видишь меня, господи, как живую? Знаю, не видишь. Я углубилась в почву. Мою окно. Потом проверяю почту. Как я живу? Живу. Создаю и трачу. Мою посуду - вроде как что-то значу. Так и стою, вся в чашках и поварёшках, горькую кашу мешаю солёной ложкой, в небо слова бросаю - сказать ли правду? - чтоб облетели мир и ко мне обратно, чтобы светить, когда во всём доме свет отрубили, чтобы они хотя бы меня любили.